Григорий Горин - Кин IV
Мьюил. Трудно вести этот разговор, ваше величество.
Король. Мужайтесь, милорд, мужайтесь…
Мьюил. Поскольку нет прямых наследников, королевой Англии будет провозглашена ваша племянница, принцесса Виктория…
Король (недовольно). Я это знаю. Меньше всего меня интересуют последующие назначения… Как и другие государственные акции. Англия – великая держава, и, к счастью, с моим уходом в ней мало что изменится. Меня интересует, что вы собираетесь проделать со мной?!!
Мьюил. Не понял, ваше величество…
Король. С моим бренным телом…
Мьюил (растерянно). Ну… есть правила, ваше величество. Заупокойная служба в Вестминстерском соборе. Далее – усыпальница королей.
Король. Это – финал. А что до того? Как вы меня повезете из дворца?
Мьюил. Тоже есть правила… Катафалк… Гвардейцы… Да вы же видели все это на похоронах Георга III…
Король. Видел. Но тогда мне это мало понравилось… Скучно и невыразительно.
Мьюил. Такова традиция. Она – неизменна.
Король. В шестнадцатом веке за катафалком шли королевские кони, псы и даже гуси…
Мьюил (усмехнулся). Средневековье…
Король. А похороны Елизаветы i? Плакальщицы – фрейлины в черных шелковых плащах с белой оторочкой… Прелесть!
Мьюил. Плакальщицы отменены палатой лордов еще в прошлом веке.
Король. Вот видите, стало быть, правила не так уж неприкосновенны. Поэтому я бы тоже хотел ввести несколько поправок. Не пугайтесь, я ничего не отменяю. Наоборот! Скажем, на своих похоронах я хочу, чтоб звучал Моцарт.
Мьюил. Это невозможно, ваше величество. Австрийская музыка на похоронах английского короля?
Король. Моцарт – не австриец. Он – гражданин мира. Его музыка принадлежит всем… И какая музыка… (Напевает.) Та-ра-ра-ра рара-рара-рара…
Мьюил (строго). Невозможно, ваше величество. Парламент никогда на это не согласится.
Король. Жаль… Ну хорошо. Тогда введем сугубо британскую поправку. Я хотел бы, чтобы за моим гробом шли актеры прославленного английского театра… В костюмах шекспировской эпохи… Чтоб один из них произнес монолог Лира… Чтоб пошел дождь… Засверкали молнии!
Мьюил (нервно). Я пугаюсь за ваш рассудок, ваше величество. Кто ж это может сделать?
Король. Кин.
Мьюил (гневно). Никогда!! Пьяница и скандалист, опустившаяся личность…
Король (печально). Он – великий актер, милорд. Поверьте, о нас когда-нибудь будут говорить, что мы с вами жили в эпоху Кина Четвертого.
Мьюил. Меня не волнует, что будут говорить когда-нибудь! Я знаю, что сегодня парламент будет орать от бешенства!
Король (печально). Вы – ограниченный человек, лорд Мьюил. Живете долго, но бессмысленно. И вы меня утомили.
Появляется Соломон в костюме гвардейца. Вместе с ним Монах в плаще; лицо закрыто капюшоном.
Мьюил (в ужасе). О Боже! Но это – католический монах. Что скажет Английская церковь?
Король (гневно). Ступайте, милорд! Сейчас мне не до клерикальных споров. Господь Бог сам решает, по какому ведомству принимать мою исповедь!
Мьюил (Соломону). Вы за это ответите, капрал. Вы будете строго наказаны! (Убегает.)
Король (Соломону). Спасибо, друг мой. И прежде, чем вас посадят в тюрьму, я произвожу вас в офицеры. (Монаху). Здравствуйте, Эдмунд!
Кин (скидывает капюшон). Счастлив видеть вас, ваше величество. Извините за этот наряд. Костюм брата Лоренцо из «Ромео и Джульетты». Другого не оказалось под рукой.
Король. Прекрасный костюм. И великолепная пьеса. Помню вас в образе Ромео, склонившегося над бездыханной возлюбленной. «…И красота ее угрюмый склеп в сияющий чертог преобразила…» Каково сказано… «в сияющий чертог»… Собственно, из-за этого я и попросил вас навестить меня. Вы, наверное, уже слышали, что дела мои скверны?
Кин. Выглядите вы молодцом!
Король (усмехнувшись). Ну, ну… Это я ради вас усилием воли прибавил румянца… Нет, скверно, друг мой! Кажется, мне не выкарабкаться из этой заварушки… Приходится думать о вечном. Поэтому я и хотел просить вас помочь как-то срежиссировать свой последний выход. Но эти дураки, лорды, приходят в ярость при одном упоминании вашего имени… Ну да черт с ними! Пусть как хотят везут мои бренные останки. Но, пока я жив, буду поступать так, как мне нравится… Кто-то из великих, кажется, Вольтер, сказал: «Счастлив человек, кого смерть застает за любимым занятием». Сегодня ночью я долго думал над этими словами… И спросил себя: а что ты любил, Георг?.. Приемы во дворце? Нет. Парады? Нет. Речи в парламенте?.. Чушь! Я любил театр… Движенье занавеса… Отблеск свечей в глазах актрис… Изящество реплик, которые эхом отдаются в зале… Ах, как прекрасно! Когда-то вы мне признались, что мечтаете умереть в театре. Я тоже этого хочу, Кин! Нет, не пугайтесь, я не буду составлять вам конкуренцию и не полезу на сцену. Я готов умереть в ложе. Такого еще не было… Сердце короля, остановившееся от восторга!.. Поэтому, когда мне станет совсем скверно и я реально увижу очертания этой костлявой бабы с косой, я поеду в Друри-Лейн. А вы в этот вечер играйте Ричарда… И когда это случится, и моя голова упадет на грудь, вы встаньте на колено и прочтите монолог. Или нет… Лучше из «Юлия Цезаря»… «Прекрасна жизнь его, и все стихии так в нем соединились, что природа могла б сказать: „Он человеком был!“… (Плачет.) Ну, как?
Кин. Честно?
Король. Разумеется, честно. Мы – друзья. И потом, это – только наметки… Размышления вслух…
Кин. Если честно – не очень.
Король. Почему?
Кин. Мне кажется, ваше величество, вы не совсем правильно трактуете слова Вольтера. Вашим любимым занятием никогда не было сидение в ложе. Насколько я помню, больше всего вы обожали те моменты, когда мы с вами, переодевшись в простое платье, заваливались в какой-нибудь припортовый кабак и куролесили до утра…
Король. Грехи молодости…
Кин. Не самая худшая пора.
Король. Перестаньте, Эдмунд! Вы хотите, чтоб я запомнился гулякой! Говорят, уже в Париже появилась такая фривольная пьеска «Гений и беспутство», так, кажется, она называется… Там уже выведены вы и я, причем я в каком-то недостойном образе повесы и вашего подпевалы… Все сплетни, которые нам сопутствовали, эти драмоделы вплели в сюжет!
Кин. Ваше величество, сплетни – предисловие легенды… Как повернуть. Вот сегодня весь Лондон болтает, что вы вовсе и не больны… Что у вас просто несварение желудка от обильной пищи. И что вы, извините, ваше величество, но так говорят… по ночам вылезаете из дворца… И мы с вами катаемся в лодке по Темзе… С песнями.
Король. Что за чушь? Я болен!
Кин. Народ отказывается в это верить… Люди считают, что вы – один из самых жизнелюбивых королей в нашей истории. «Георг Веселый»! Вот как вас называют!
Король. Вы считаете, это – почетный титул?
Кин. Ну, разумеется, ваше величество! Вспомните, кто нами правил? Взгляните на портреты: постные лица, надменные физиономии… Тоска! Простой человек работает как лошадь, а потом смотрит на унылого монарха и ему хочется удавиться! Все революции происходят от тоски! И вот в кое-то время появляется веселый король, с заразительной улыбкой… Шутник и балагур! Это ж – гордость нации! И болеет, как все, – «колитом»? И лечится, как все, – хересом! (Достает флягу и бокал.) Народное средство. Два глотка – и снимет как рукой… (Наливает.)
Король (нерешительно берет бокал). До еды или после?
Кин. До дна! (Король выпивает.) Слава Британии, имеющей такого правителя!
Король (сразу захмелев). Да? Вы так считаете? Ну что ж, это не так глупо… И что говорит народ? Как я выбираюсь из дворца?
Кин. Народ говорит: вы спускаетесь из окна спальной по веревочной лестнице! Примерно такой… (Распахивает плащ, показывает веревку.) Корабельный канат двоих выдержит!
Король (в отчаянии). Кин, вы меня убиваете!
Кин. Я вас приглашаю в вечность, ваше величество!
Король. Да?!.. Там у вас еще осталось во фляге? Это надо обсудить! (Распахивает дверь спальни.) Прошу! (Соломону.) Ко мне никого не пускать, лейтенант! Я – исповедуюсь!
